Москва. Комиссар полиции.
Из московских зарисовок…
Мы сидим в небольшом кафе. Пьём кофе и курим.
Я знаю, что мой собеседник недолюбливает американцев. Может быть, даже внутренне зовёт меня “пиндосом”.
Даже если пиндос – бывший соотечественник и говорит на чистом русском языке.
Мне интересно его слушать. Он – какой-то большой чин в московской полиции. Про себя, я называю его комиссаром полиции.
Но лед между нами постепенно тает. Мы примерно одного возраста. И вспоминаем, как гуляли на ВДНХа и на улице Горького.
– Ты мне нравишься, парень. Вот моя визитная карточка. Если будут трудности, звони.
Он протягивает мне визитку.
– Спасибо, конечно, но я живу в Бостоне. Вряд ли Вы мне сможете чем-то помочь.
– Чего ты на Вы? И потом ты ошибаешься. У нас длинные руки. Мы можем помочь везде.
Он глубоко затягивается сигаретой. Совершенно искренен.
– Нас русских на шарике мало. Мы должны друг другу помогать.
– Спасибо. Возьмите мою карточку тоже. Будете в Бостоне, позвоните, – я перевожу разговор в более нейтральное русло. – Вы были в Америке?
– Был. В Вашингтоне и в Норфолке.
– Классно. В гостях?
– Нет, – он недолго задумывается. – В командирове. По Интерполу.
– Да? И какие у вас впечатления от американской полиции?
Он загадочно хмыкает:
– Как тебе сказать?.. Несерьезно это всё. Слабенько.
Я удивленно смотрю на него.
– Понимаешь, слишком много у вас там демократии. Права. Адвокаты… У нас проще. Дал ему в рыло и всё.
Он показывает, как надо дать в рыло. Его кулак пролетает в 5 сантиметрах от моего носа.
– А как же закон? Вдруг засудит?
– Закон? Ты не понимаешь. Какой закон? Я и есть закон.
Мне как-то неловко, что я не вьезжаю в его логику.
– А презумпция невиновности? – пытаюсь аргументировать я.
– Какая презумпция? Ты чё. Это же последняя мразь передо мной. Он только такой язык и понимает.
Я совсем опиндосился. Мне трудно понять. Я рассказываю ему про друга в Бостоне, у которого с домашнего драйв-вея украли мотоцикл.
– В России бы нашли, а в Америке – нет, – заканчиваю я.
– Ха. Вынужден тебя разочаровать. У нас тоже теперь не найдут. В 90-е нашли бы. А теперь – нет. У меня у дружана в 93-м тачку угнали. Он – ко мне. Мы позвонили авторитетам. Через два часа тачку пригнали прямо к дому. И на сидении конвертик с бабками. Извините, пожалуйста. Теперь такого нет.
– А как же народ? Совсем незащищенный. К кому им идти?
– Правильно говоришь. Народ незащищенный…
– Обидно.
– Обидно.
Мы заканчиваем наш кофе-брэйк и дружески расстаёмся.
Мы выросли в одном городе. Нам есть что вспомнить.